– Кто же в этом виноват? – раздраженно спросил я.
– Паникеры и спекулянты, – ответил он.
– А паника из-за чего?
– Из-за глупости. Хватило бы на наш век воздуха. Мистер Бэйли всего не сожрал бы.
Нет, Люка не привлечешь на свою сторону. Даже перед лицом мирового несчастья он остался все тем же: домик и собственное благополучие у него по-прежнему были на первом плане. Люк начал действовать мне на нервы. Я делал вид, что у меня болит голова или много работы, и старался скорее отделаться от него, чтобы засесть за свой радиоприемник.
Нервы мои совсем расшатались. Работа валилась из рук. Нора также чувствовала себя плохо. От ее прекрасного румянца не осталось и следа. Бледная, похудевшая, сидела она, устремив глаза в одну точку.
– Все гибнет, – тихо шептала она. – Мы дышим здесь чистым, насыщенным кислородом воздухом, а там – там гибнут люди, задыхаются дети… И никто из них не знает о причине…
Пришел день, когда я решился ответить ей, как должен был, может быть, ответить давно.
– Они узнают, – сказал я. – Никола погиб, это очевидно. Сегодня ночью я отправлюсь в путь… Мистер Бэйли занят своими американскими «конкурентами» и новой перестройкой, надзор ослаблен, и, я думаю, мне удастся бежать…
Нора повернула ко мне лицо и, как сомнамбула, беззвучно сказала:
– Вы тоже погибнете, как Никола. – И в ее лице было выражение безнадежности, почти равнодушия.
– Пускай погибну. Лучше смерть, чем это ужасное бездействие в то время, когда тысячи людей близки к гибели.
– Да, лучше смерть, чем это… – так же беззвучно проговорила Нора.
В этот день она рассталась со мной без обычной улыбки. С каждым днем ее улыбка бледнела, делалась все более печальной и теперь наконец угасла, как и ее румянец.
– Прощайте, – сказал я, протягивая ей руку.
– Прощайте, – ответила она.
– Вы… придете провожать меня? На площадку?
– Приду, – ответила она. – Куда? На площадку? Ах да, да… – и она опять поникла головой.
Я оставил девушку и тихо вышел из лаборатории. Вернувшись в свою комнату, я устало опустился на стул. Я чувствовал себя опустошенным. Обрывки мыслей проносились в голове. Никола погиб. Мир гибнет. Гибнет Нора… она скоро сойдет с ума…
Машинально, по привычке, я надел наушники радио.
Говорил «Коминтерн»… Нет музыки, нет веселых песен… Беспрерывная информация о Земле, которая задыхается. У нас, правда, не так, как за рубежом… Нет звериной борьбы за последний глоток воздуха. Правительство делает все, чтобы уменьшить панику и спасти население. Но что можно сделать!.. Положение разбросанного по деревням крестьянства особенно тяжелое. Неужели гибель?..
Я уже хотел положить трубку, как вдруг услышал весть, от которой у меня захватило дыхание.
«…Больше бодрости, товарищи! Правительством сегодня получено чрезвычайно важное сообщение, которое в корне может изменить положение…»
И, повысив голос, диктор отчетливо сказал:
«Алло! Алло! Ноздря Ай-Тойона! Есть! – Потом своим обыкновенным голосом диктор добавил: – Вам, товарищи, непонятно это обращение, но скоро вы все узнаете о ноздре Ай-Тойона и вздохнете – в буквальном смысле слова – вздохнете с облегчением».
Первый вздохнул с облегчением я.
«Ноздря Ай-Тойона. Есть!» Это были условные слова, которые я просил мне сообщить по радио в том случае, если Николе удастся передать письмо моему заместителю Ширяеву. А Ширяев должен был передать мой доклад в Москву. Итак, Никола жив, и правительство знает все о подземном городке мистера Бэйли!
Я быстро оделся и побежал на площадку. Норы еще не было. Небо пело огнями. И мне казалось, что эта песнь была уже не такая холодная, чуждая Земле. Мне самому захотелось петь, кричать. И я вдруг запел, впервые за долгое время моего заключения:
За благом вслед идут печали,
Печаль же ра-адости залог…
– Вы с ума сошли! – услыхал я за собою голос Норы. – Вас могут услышать. Петь на морозе?! Вы простудите горло.
– Да, я с ума сошел! Пусть услышат. Пусть простужу горло. Никола жив! «Ноздря Ай-Тойона! Есть!»…
– Что с вами, Георгий? – впервые назвала меня Нора по имени.
Я вдруг схватил ее, поднял на воздух и закружил по площадке.
– Сумасшедший! Пустите меня и расскажите, в чем дело.
– Ух, слушайте! Все прекрасно. Я получил весть по радио. Никола жив! Он отнес мое письмо по назначению. Мы должны ждать скорого наступления событий. Плененный воздух скоро будет освобожден. И мы с вами скоро взлетим на воздух! Но это ничего. Постараемся бежать в последнюю минуту, когда над нами зареют бомбовозы. О, это будет великолепный день!
– Георгий, неужели это правда? – воскликнула она, и румянец вновь показался на ее щеках.
Ее радость была не меньше моей. Однако скоро сияющее лицо девушки омрачилось. Я уже мог безошибочно читать все оттенки выражения этого лица. Она опять думала об отце. Его поведение все еще оставалось для нее мрачной загадкой. Потом мысли Норы приняли другое направление.
– Вам пока не надо отправляться в опасное путешествие, – сказала она. – Это хорошо. Но вообще радоваться нам еще преждевременно. Мистера Бэйли не так-то легко победить. Он будет защищаться до последней крайности. Он страшный противник.
– Пустяки! – крикнул я. – Не может один человек устоять против сил всего государства, против мира.
– Как знать? – ответила Нора. – Вы не можете вообразить, какими страшными орудиями разрушения обладает мистер Бэйли.