В руках двоих уже сверкали дула автоматических револьверов.
Мы с Энгельбректом, бешено защищаясь, отступили к двери и побежали по коридору, преследуемые по пятам врагами. Завернув за угол, вскочили на площадку лифта, спустились этажом ниже. Еще несколько мгновений – и мы очутились недалеко от выводной трубы. Вход в нее оказался закрытым.
– Скорей! Сюда! – крикнул Энгельбрект, хорошо знавший расположение городка.
Мы вбежали в пещеру, смежную с трубой, и поспешили закрыть дверь.
Это было еще не оконченное отделкой помещение, в котором предполагалось хранить запасы сгущенного воздуха.
Холодильники еще не были установлены, и в пещере была сносная температура. Временно здесь хранились запасные вагонетки и инструменты. Пещера не освещалась.
– Подвозите вагонетки! – скомандовал Энгельбрект, загораживая вход.
Мы подкатили к железной двери вагонетки, навалили на них кирки, лопаты, все, что оказалось под рукой и что могли нащупать в кромешной тьме. Вход был забаррикадирован.
– Так, – сказал профессор, окончив работу. – Здесь мы можем продержаться.
Шаги наших преследователей глухо доносились из-за двери.
Скоро мы услышали удары в дверь. Мы молчали. Через некоторое время удары прекратились, и все затихло. Убедились ли наши враги в невозможности открыть дверь или изменили план атаки, мы не знали, но рады были этой передышке. Мы едва стояли на ногах от усталости. Энгельбрект лег в вагонетку и потянулся.
– Глупо вышло, – сказал он. – Выдержки не хватило. Такой уж у меня характер. Терпишь долго, а потом прорвется.
Он замолчал.
– Вы считаете меня соучастником преступлений мистера Бэйли? – заговорил он потом.
– Но ведь вы не могли… – поспешил я его успокоить.
– Нет, я мог. Я мог предупредить катастрофу, спасти людей, пожертвовав жизнью своей и жизнью дочери. Нелегко принести такую жертву. Но лучше погибнуть двум, чем тысячам, не правда ли?
– Зачем заниматься самобичеванием? – пожал я плечами.
– Это не самобичевание. Ваше мнение обо мне для меня не безразлично. Дочь не написала последнего письма мне, но написала вам. Она любила вас, разве я не видел…
Я промолчал. Энгельбрект, этот большой, сильный человек, тяжело мучился и не мог уже таить своего горя.
– Но не подумайте обо мне слишком плохо, – сказал он. – Если я и виновен перед человечеством, то и наказан за то тяжко. Я ночи не спал в поисках выхода. Я искал способ пустить фабрику мистера Бэйли «на воздух», но так, чтобы это не вызвало катастрофы. Последнее время вы с Норой как раз работали над этим. Ваша совесть может быть спокойна: вы работали не на Бэйли, а против него. И опыты были очень удачны. Они подходили к концу. И если бы Нора не поспешила… Бедная девочка!.. Но я долго не мог разрешить задачу. Бывали дни, когда я приходил в отчаяние. И тогда я решал: сегодня должно все кончиться. Я убью Нору, потом Бэйли, а затем себя… Но когда Нора входила ко мне, сияющая свежестью и молодостью… Ах!.. – Энгельбрект тяжело вздохнул. – У меня не поднималась рука. Потом у Норы появилось недоверие ко мне. Разве я не видел этого страшного вопроса в ее глазах? Не преступник ли ее отец, человек, которого она так любила и в честности которого никогда не сомневалась?
Энгельбрект вдруг поднялся и сделал шаг ко мне:
– Умерла моя девочка. Мне очень трудно… Но, знаете, какая гигантская тяжесть спала с моей души! Кончилось «раздвоение личности»… Мы с вами обречены. Не о себе я теперь думаю. Я сожалею только об одном, что мне не удалось удушить бандита… Нас, вероятно, хотят уморить голодом. К счастью, они не могут нас заморозить. Впрочем, не все ли равно? Разве Нора не заморозила себя…
Смерть девушки сильно поразила и меня. Я любил ее и лишился в тот момент, когда узнал, что и она любит меня. Но на моей душе не было того тяжкого груза, который давил Энгельбректа. Притом я был молод, и мое настроение не могло быть так безнадежно, как у Энгельбректа. Мне хотелось жить.
– Скажите, а отсюда никак нельзя выйти на волю? – спросил я Энгельбректа.
Профессор был слишком погружен в свои мрачные думы, и мой вопрос не сразу дошел до его сознания.
– Выйти на волю? – наконец переспросил он. – Да, это нелегко. Вот эта стена выходит наружу.
– Так за чем дело стало? – сказал я. – У нас есть кирки. Правда, здесь совершенно темно, но мы можем работать впотьмах.
– Можем, – безучастно ответил Энгельбрект. – Но прежде чем мы пробьем скалу, мы сдохнем с голоду. Напрасный труд. Ложитесь, как я, и ждите спокойно смерти.
Но в мои расчеты вовсе не входило спокойно ожидать смерти. Отдохнув, я поднялся, ощупью разыскал кирку и подошел к стене.
Звенящие удары послышались во тьме.
– Не здесь, возьмите левее, – донесся голос Энгельбректа. – Там стена тоньше.
Я перешел на несколько шагов влево и приступил к работе.
Утомившись, я присел отдохнуть и услышал кряхтенье Энгельбректа и лязг железа – профессор спрыгнул с вагонетки.
– Я слишком устал, устал душою, чтобы долбить скалу ради спасения своей жизни. Но вы молоды и еще найдете свое счастье. Я должен помочь вам ради Норы…
Загремело железо – это Энгельбрект выбирал кирку.
– Разве так рубят скалы? – услышал я голос профессора уже вблизи себя. – Посторонитесь. Вот как это делал старый рудокоп Энгельбрект.
И я услышал мощные ровные удары.
Мы проработали несколько часов. Я уже бросил в полном изнеможении свою кирку, а удары «старого рудокопа Энгельбректа» еще долго раздавались в обширной пещере. Эхо гулко отдавало эти удары.